На днях, когда я слушал эту смешную историю, то у меня невольно всплывали в памяти образы героев из рассказов о деревенской жизни замечательного болгарского писателя Елина Пелина. После этих событий изложенных в произведениях, минуло около ста лет, а бытие и нравы нашей российской деревни ни насколько не стали лучше тех, болгарских, что описывал Димитр Иванов Стоянов. Я смеялся и грустил до слёз уже над жизнью русских сельчан 20-го столетия из посёлка Рождество, что близ посёлка Горелки, что на северной окраине Тулы.
Итак, на дворе стоял ядрёный конец июля 1976-го года. С крайнего севера в посёлок Рождество на постоянное место жительства переехала семья Зуйковых. Она купили небольшой кирпичный дом из трёх комнат и кухней совмещённой с прихожей, и этот знаменательный поступок чумазым беспризорником надолго переселился из холодных широт России на тысячу километров к югу и приютился в их новой обители. Хотя деньги по тем меркам в семье водились неплохие, глава семьи трудился «шофёром-дальнобойщиком», но пустить их в прибыльное дело, направить в нужное русло не хватало элементарного хозяйского ума. Еды было много и разной, однако она была вся жирная с крупяными гарнирами, магазинными консервами, баранками, бубликами, дешёвыми карамельными конфетами, с разливным пивом и кошерной водкой (два последних ассортимента исключительно для взрослых). Единственным продуктом питания, которым наслаждались все, от мала до велика – это белый буханочный хлеб, наломанный в ручную и жареные семечки подсолнуха. Ломали хлеб и грызли приставучие пузанки дееспособные домочадцы постоянно, поэтому засохшие крошки и шелуха валялись по всему полу. И гардеробчик Зуйковых можно было окрестить одним замызганным разговорным словечком – хырки. Видимо, будучи замороженным крайним севером, наглухо, Федя Зуйков для тёплой нужды подцепил себе в жёны дочь тундры и полярного оленя по имени Нюрка. Вывод напрашивался сам по себе. Вследствие своего дремучего происхождения рукодельницей, чистюлей и поварихой слыла она никакой, да и нравы у неё присутствовали первобытные. Ну что вы хотите от неё? Чукча она и в Африке чукча. Стало быть, пока муженёк колесил по просторам страны, добывая хлеб насущный, Нюрка колесила по просторам посёлка, не пропуская ни одного шумного застолья с переплясом. Вернувшись из очередного рейса и узнав о похождениях супруги, Федя уж который раз под оправдательные крики жены рубил топором на задворках участка собственного дама все её носимые вещи. Затем распив мировую и утихомирившись, он и она шли в сельмаг и закупали новое тряпьё на радость себе и назло соседям. Были ещё родственные души по крови в их семье: дочь Люська, окончившая четвёртый класс и сын Антошка 10-ти лет. И почему-то местная детвора, через несколько дней после знакомства с ними приклеила им вполне сносные клички. Люську дразнили «Блимбля», а Антошку дразнили «Тухлик». Якобы у них в доме ещё проживала парализованная бабка по имени Прыська, но это якобы.
Волей судьбы дом Леры Лёвиной вплотную примыкал к забору двора северных переселенцев. Хочешь, не хочешь, а с новыми соседями пришлось познакомиться и даже в какой-то мере с некоторыми из них подружиться. А некоторые – это Люська Зуйкова. И вот одним августовским утром, когда родители ушли на работу, в сенях дома Леры послышались шаги, а потом раздался стук в дверь.
- Кто там?- спросила Лера.
- Я это,- просунув голову в приоткрытую дверь, ответила Люська.
- А это ты, Люська? Входи.
- Чего тебе?
- Лера, пошли купаться на пруд. Уже так жарко.
- Пошли,- поддержала её предложение Лера.
- Только у меня купальника нет,- буркнула Люська, опустив голову.
- Может ты мне какие-нибудь свои трусы, дашь?- обратилась она к Лере.
- Ты что без трусов ходишь?
- В одних колготах и хожу,- ответила Блимбля.
- А трусы где?
- Я когда вчера в туалете писала, то указательным пальцем в попу залезла.
- Знаешь, какие кишки внутри скользкие и гладкие?
- Потом надела трусы, а из попы как польётся… трусы все и испачкались.
- Я их сняла и в огороде в компостную яму бросила,- пояснила Люська.
- Фу, Блимбля…
- Ты мне больше не рассказывай про эту страсть,- сказала Лера, поперхнувшись.
- На вот, примерь мои любимые,- протянула Лера розовые трусики подружке, достав их из комода.
- Только у меня второго лифчика нет.
- А зачем он мне?
- Сиськи всё равно ещё не выросли,- весело отбарабанила Люська, заворачивая до подбородка кофточку демонстрируя мальчишечью грудь.
- А почему у тебя подмышки все в жиру каком-то?
- А я их специально репейным масло мажу.
- Зачем?- удивлённо спросила Лера.
- Чтобы в подмышках волосы густые выросли, как у моей мамки.
- Я ещё и ноги, и писку маслом намазываю,- гордо ответила Люська Блимбля.
- Эка красота, волосы в подмышках и на ногах,- смеясь, сказала Лера, пожав плечами,- и они неспешна, вышли из дома Лёвиных на улицу.
- Давай на минутку заскочим ко мне домой, я трусы надену и семечек калёных на дорогу возьму, и сразу пойдём на пруд.
- Только ты как войдёшь к нам на кухню, сразу пробегай дальше, не останавливайся в дверях, хорошо,- предупредила Люська.
- Что у вас там злая собака, что ли?- спросила с опаской Лера.
- Да, нет… там…
- Там бабка Прыська около двери лежит на кушетке и на всех кто мимо проходит, плюётся.
- Как это?
- Вот так, тьфу.
И Блимбля показала сам процесс плевания. Она быстро набрала языком слюней, и немного откинув голову назад, смачно плюнула на выдохе в Лерин палисадник.
- А почему она плюётся?- с любопытством спросила Лера, посмотрев на сгусток Люськиных соплей, прилипших на листок чайной розы.
- Не знаю.
- Она уже больше года лежит и не встаёт совсем, и не разговаривает.
- Только головой крутит, ест, гадит под себя и спит.
- А когда не спит, то на всех плюётся.
- Может, я тебя лучше на улице подожду?- спросила Лера.
- Да не бойся, пробегай дальше и всё,- успокоила Люська испуганную Леру.
Скрипнула на веранде половица, Люська и Лера крадучись зашли на кухню. Бабка была уже в полной изготовке. Она, повернув голову к двери, смотрела на них чёрными глазницами коричневого черепа, жуя что-то проваленным беззубым ртом.
- Пробегай скорей, а то она сейчас плюнет.
- Видишь, нажёвывает слюни,- тихо скороговоркой прошептала Люська, толкнув Леру в спину.
- Хыр-тьфу, хыр-тьфу,- прозвучало за спинами девчонок.
- Фу, пронесло,- с облегчением промолвила Блимбля.
- Какая страшная бабка, как Баба Яга,- подумала Лера.
И впрямь, бабка походила на настоящую колдунью. Чёрные с проседью волосы колтуном гнездились вокруг её высохшей головки, и спадали какими-то жидкими узелками на голые выпирающие ключицы, напоминающие лошадиные подковы. Эта древняя мумия лежала на жёлтом не простиранном постельном белье, в серой мятой ночной рубахе вытянув вдоль безжизненного деревянного тельца костлявые жилистые руки смерти. А ноги, как две кочерги с заплетёнными в косички пальцами пестрели сине-красными пятнами. И от её спального места по всему жилищу тянуло уксусом и подгорелой манной кашей. Люська быстренько нацепила трусы и обратилась к ошарашенной ситуацией Лере:
- Возьми в руки газету,- сказала Люська, протягивая Лере «Советскую Россию».
- Для чего?
- Разверни её и когда будешь пробегать около бабули, прикроешься от плевка.
- Я тоже возьму газету,- продолжала Люська.
И девчонки, развернув газеты, промчались на цыпочках молнией мимо парализованной старухи, а за их спинами прозвучало дважды: «Хыр-тьфу, хыр-тьфу».
Они шли по посёлку в приподнятом настроении в сторону пруда. Вдруг из-за трансформаторной будки им навстречу выбежал взъерошенный брат Люськи Антошка. Он нёсся сломя голову, выбрасывая из карманов дождевых красных червей и мерзких тритонов. Следом за ним грузно бежали три толстых тётки с коромыслами и горланили: «Всё твоему отцу Федьке расскажем, как ты в Святой колодец гадов накидал, Тухлик! Пусть он тебя вонючку-безбожника выпорет ременем! Чёртово семя!». И не догнав сорванца, тётки с досадой плюнули себе под ноги, и пошли в обратном направлении продолжая костерить Тухлика матерными словами.
День над селом постепенно угасал. Люська и Лера, накупавшись с деревенской детворой в пруду и отужинав, занимались каждая своими делами по интересам. А со стороны ржаного поля, что за прудом эхом доносилась песнь докучной перепёлки: «Тьфу, тьфу, тьфу. Тьфу, тьфу, тьфу».
