среда, 24 октября 2012 г.

глава 1. “В бане”

Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее и знакомьтесь. Этого маленького мальчика зовут Женька Шварц. Пять месяца назад ему исполнилось целых четыре года. Он жил с мамой и папой в рабочем районе города Тулы, в маленьком доме по улице Штыковой, 51, во дворе. Женька ютился в своей крохотной проходной комнатке и спал на своей новой маленькой односпальной кроватки, о которой он так долго мечтал, потому, что до этого он несколько лет почивал на самодельной  скрипучей деревянной раскладушке с грозным названием «козлы».
Было обыкновенное раннее летнее утро, а на календаре шестое июня 1964 года, суббота. Сквозь сладкий сон Женька слышал не громкий  и не торопливый разговор бабы Мани и мамы.
- Его нельзя с собой брать, он уже большой,- говорила бабушка.
- В последний раз я просто оторопела, когда увидела его глаза. Как он смотрел на меня, мне даже было стыдно. Вытаращил свои глазёнки, вцепился ими в мою промежность и смотрит, смотрит.
- Да что ты мама, он же ещё совсем ребёнок, да и откуда ему чего понимать, даже смешно,- говорила мама Женьки.
- Но всё равно, в женскую баню его с собой брать больше не нужно,- настойчиво говорила баба Маня,
- У него есть отец?- рассуждала вслух баба Маня.
- Есть,- сама себе ответила бабушка.
- Вот пусть Семён его с собой в мужскую баню и берёт.
Женька уже было, совсем забыл, как он ходил с мамой и бабушкой прошлый раз в баню, но этот невольно услышанный разговор вдруг заставил его детскую цепкую память возвратиться в одно весеннее субботнее утро.
Женька сладко потянулся, перевернулся на живот и в полудрёме перед глазами поплыли яркие воспоминания. В самом деле, это было так приятно, приятно, что не хотелось просыпаться. Женька  вспомнил, как он с мамой и бабушкой мылся в городской бане. Как, быстро раздев его первым, мама с бабушкой ещё раздевались, сидя на лавке предбанника, а он побежал к двери, ведущей в саму баню, чтобы в последний раз перед ней набрать, как можно больше прохладного воздуха в лёгкие и с ним ворваться  в несносную жару.

Мама и бабушка, взяв Женьку за руки, втроём вошли  в жаркое и влажное помещение. Густые клубы пара гуляли, как облака, гонимые сильным ветром. Холодные капли воды, падающие с потолка на голову и плечи, сильно кусались, словно злые комары, наполняя помещение общей женской бани какой-то сказочно-странной, скорее загадочной атмосферой. Почти совсем ничего не было видно, только еле заметно в белом пару, мелькали голые тела людей. Мама и бабушка за руки подвели Женьку к банному топчану и, усадив на него, взяли железные шайки и,  наполнив их горячей водой,  первыми принялись намыливаться густой взбитой, будто ванильный зефир белой пеной. В  подмышках и внизу живота у них почему-то её было особенно много. Она большими кусками, как вата, висела и напоминала Женьке бороду «Деда Мороза», приходившего его поздравлять домой в Новый год. Сквозь эту вату временами проступали кучерявые чёрные волосики. Женька ещё тогда подумал: “Вот здорово! Трусики, наверное, носить не надо и так тепло, и в подмышки ветер не задует, когда будешь по двору мчаться на велосипеде!”.
Он даже рассмеялся и стал ёрзать на топчане.
- Сиди спокойно,- сказала мама, и её намыленная рука осадила Женьку.
Голые тёти и взрослые девочки ходили мимо них с шайками, наполненными горячей водой и Женька видел, как их сиси подпрыгивали, качались из стороны в сторону при ходьбе, брызгаясь капельками воды, слетающих с их распаренных кончиков. Женька сидел на каменном топчане и натирал свои руки, ноги и грудь колючей мочалкой с мылом. Он специально много намылил на себя пены, чтобы хоть как-то прикрыться от двух десятков любопытных глаз противоположного пола, которые, как ему казалось, ничего и не делали, а только смотрели на него. Бабушка стояла перед ним и, выдавив себе на ладони яичного шампуня, весело прокомандовала:
- Быстро закрывай глазки, а то будет щипать!- и, как кошка вцепилась ему в голову двумя руками, втирая шампунь твёрдыми пальцами.
- Глазки не открываешь? – спросила бабушка.
- Нет,- ответил Женька.
- Сейчас я на тебя тёпленькой водичкой полью из шайки,- пояснила она. И тёплая, приятная вода тяжело, но быстро покатилась сверху Женьке на голову. Женька приоткрыл глаза, и вот это да… прямо перед его носом, поблёскивая, дрожал и слегка двигался волосатый, кучерявый, чёрный,  немного треугольный клубок, от которого вверх по пухленькому животику, к пупку тянулась едва заметная тёмная дорожка из малюсеньких волосков. Это была настоящая бабушкина писка. Такая лохматая, что Женька едва мог разглядеть темнеющую вертикальную складку, идущую от низа живота в промежность. В ней волосики были особенно густые, они скручивались в небольшие косички по которым, как по желобкам стекали мыльные струйки, и висели капельки воды на самых её кончиках. И это «бабушкино чудо» заканчивалось меховым гребнем, похожим на бабушкину большую расчёску, торчащим между ног. Он заворачивался лёгкими ресничками в левый и правый пах чуть-чуть загорелых, гладких ляжек. А боковые чернявые волоски этого «чуда» слегка доставали до округлых косточек сорока трёхлетнего, упругого, широкого бабушкиного таза. Женька оцепенел. Такого он ещё не видел. Он сам не понимал, что его так привлекло.
- Ну, волосики и волосики, что тут такого,- думал Женька. Но было в этих волосиках, косичках, складке, гребне и ресничках что-то, отчего Женьке хотелось смотреть и смотреть на них, ему захотелось погладить бабушкину писку, как чёрного пушистого котёнка, а может даже прижаться  к ней и поцеловать. Но не, как писку, а, как часть тела любимой им бабушки или, как котёнка, однако Женька не решился этого сделать. Ему стало вдруг страшно, а в груди клокотало.
Его оцепенение оборвал новый шквал тёплой воды из шайки и Женька с облегчением выдохнул:
- Фу…
- Не горячо? – спросила бабушка.
- Нет…,- слегка заикаясь, протянул он.
- Что с тобой?- спросила она.
- Ничего,- ответил Женька.
- Хватит смотреть в одно точку «малохольный»,- сказала бабушка Маня и повернула своей рукой голову Женьки в сторону от себя.
– Ну, тогда внучек ляг на животик, на топчан, сейчас я тебе буду спинку мыть,- уведомила бабушка. Женька лёг послушно на живот. Его лицо оказалось перед маминой спиной. Мама сидела перед ним, тёрла мочалкой  ноги и разговаривала с какой-то девочкой. При намыливании пяток и ступней ног она периодически наклонялась вперёд, и взору Женьки открывалось новое чудо, новое таинство женского обнажённого тела. В этот момент Женька не воспринимал сидящего к нему спиной человека, как свою маму. Ему на самом деле казалось, что это не мама, а чужая тётя, и она его не замечает, что Женька абсолютно невидим.
- Женька про себя подумал,- надо бы об этом Шурке и Саньке рассказать, вот они будут завидовать!
Бабушка тем временем, принялась намыливать ему спину, попу, ноги. Подходя ближе к голове, баба Маня осторожно натирала шею и плечи Женьки скользкой колючей мочалкой. Возле правой Женькиной щеки, слегка касаясь её, мясисто покачивались две бабушкины сиси. Они были большие и тяжелые, красивой, как казалось Женьке формы. На их кончиках были тёмно-красные круги немного меньше чем крышка от баночки с гуталином, с множественными маленькими прыщиками, а посередине этих кругов топорщились два соска цвета вишни, размером с мамин напёрсток. Эти сиси сосками то и дело щекотали ему щёку, а одна цеплялась за правую ноздрю Женькиного носа, при этом сиси раскачивались, ударяясь друг об друга, слегка издавая причмокивающий мокрый звук. Капельки воды  и пахучего бабушкиного пота собирались на набухших от горячей бани сосках и падали Женьке на губы. Он, слизывая их, слизывал вкус топлёного молока с мёдом. Женька закрыл глаза, приоткрыв слегка рот, и левый сосок проскользнул по губам и языку, оставляя  чувство своей упругости и сладковатости. Повернув голову и упершись подбородком о каменный топчан, Женька стал смотреть на мамину попу. Только теперь он увидел, что она была гладкой и округлой, разделялась на две одинаковые половинки. Она самопроизвольно на каждой из них двигалась влево вправо, взад и вперёд, выгоняя из-под себя маленькие мыльные пузырьки.
- Ух, ты,- прошептал Женька и улыбнулся. Мама наклонилась очередной раз вперёд, и перед его детскими глазами появилось «загадочное существо». Это «существо» было похоже на речную большую двух створчатую ракушку, такие Женька находил в заливных озерцах реки Оки прошлым летом, когда ездил с родителями собирать грибы под город Алексин.
- Точно, это была ракушка,- решил он, только она была вся заросшая кручёными волосами, а между двух больших вздутых створок торчал маленький пальчик.
- Ага, значит у мамки тоже, как и у меня растёт писка, но совсем ещё маленькая,- подумал Женька.
- Переворачивайся на спинку,- сказала бабушка, и Женька перевернулся. Его писка стала нагло торчать вверх, как молоденький жёлудь, опираясь на две недозрелых горошины, и выглядела смешным дополнением рядом с женскими формами мамы и бабушки. Баба Маня повернулась к Женьке задом и, наклонившись вперёд, принялась мыть ему ноги мочалкой. Женька вцепился глазами в бабушкину попу. Она была больше маминой. Сытые её булки, как маленькие горбы поднимались немножко к талии, и вся попа напоминала две пуховых подушки. Из нижней части половинок её торчали два плоских мохнатых крылышка, крепко прилипших к сырым ляжкам, между которых, бессовестно полумесяцем выкатились две волосатых баранки сдобного цвета. И всё, что раньше спереди  прикрывалось меховым гребнем, теперь для Женьки открывалось крупным планом, поворачивалось под разным углом. Волосатые румяные баранки заканчивались прямо возле самой дырочки попы, которая вокруг была слегка подёрнута тёмным плюшевым пушком. Женька перевёл взгляд на бабушкины сиси. Обжимаясь в круг ног Женьки, вместе с мочалкой они таскались по ним туда-сюда, натирая  их до блеска, приятно давили, сшибая сосками-напёрстками Женькины коленки. Потом двумя тяжёлыми гирями проволоклись по Женькиному торчащему жёлудю. Женька закричал:
- Щекотно!- и засмеялся.
- Ну, тогда всё остальное мой сам,- сказала бабушка Маня и пошла в сторону душевых кабинок.
Горячий пар так низко опустился, что тела людей были видны лишь до пояса. И Женька смотрел в след уходящей бабушки, восхищаясь, как она идёт, виляя своим круглым распаренным задом.
- Мама, давай я тебе спинку помою!- весело заявил Женька.
- Помой,- ответила мама и легла на живот. Женька взял мочалку. Он стал медленно водить по спине, одновременно касаясь всеми пальцами горячей маминой фигуры. Рука гуляла по бокам туловища, огибая выпирающие шарики на половину прикрытых твёрдых сись, перепрыгнула через половинки округлой попы, чуть задев, податливые барашки волосиков, торчащих виновато изнутри сдвинутых вместе мясных булочек. Женьке это очень понравилось. Он снова обмыл мочалку в шайке и ещё раз провёл ей по попе, тем самым смыл с красивых волосков всю пену и увидел, как они скрутились в сумасшедшие волосяные спиральки, испытав при этом что-то стыдливое и гордое.
- Спасибо,- сказала мама, садясь на прежнее место. Женька посмотрел на душевые. Из густого клубящегося пара к нему шли ноги, потом нижняя половина бабушки. Своё тело она несла легко, чёрная треуголка писки краями двустороннего гребня захватывала одну, а затем другую ляжки. Ещё стекающие струйки воды, бороздили её смоляную волосатую киску, она при ходьбе шевелилась, как живая, быстро приближалась к лицу Женьки, становясь всё крупнее, крупнее и крупнее. Прикоснулась к носу и мягко врезалась  в  лоб, губы, щёки!
- Ой!- вскрикнула бабушка.
- Ничего не видно в таком тумане!- продолжала она.
- Женечка, я тебя не ушибла?
- Нет, бабуленька,- сказал ласково он.
- А у самого в душе пело и танцевало. Он же поцеловал «бабушкино чудо».
- Ура!- молча, прокричал Женька.
*
- Женя, Женечка, сыночек… вставай,- тихо на ухо пропела мама.
- Уже утро. Собирайтесь с папой  в баню, а то Вы у меня стали грязные, как поросята,- добавила она.
- А ты с бабушкой с нами будешь мыться? – спросил Женька.
- Нет, сыночек, мы с бабушкой будем мыться отдельно. И поцеловав его в лоб, мама с бабушкой вышли в дверь.
- Вот здорово,- закричал Женька и встал с кровати.
Городская баня № 1 находилась не далеко от их дома, поэтому Женька с отцом пошли пешком. Они шли по Арсенальной, затем Комсомольской улице, мимо «Хлебозавода № 3» и вышли на перекрёсток улиц Максима Горького и Октябрьской. Большим пароходом, пускающим белый пар, стояла на пригорке, между ветхих домов, городская баня.
- Наконец-то я буду мыться с мужиками,- думал Женька, держась за руку отца, и вприпрыжку шёл рядом, стараясь не отставать.
Они прошли сразу на второй этаж бани. Отца встретил дядя  в белом халате. Папа ему сказал:
- Привет дядя Ваня!
- Привет,- сухо ответил дядя Ваня. Отец дал ему 20 копеек за двоих, так было в два раза дешевле, чем по билетам, и дядя Ваня сопроводил их в душевую.
- Ура,- крикнул Женька, вбежав в отдельную душевую комнату. Там было чисто и уютно, только он и папа.
Женька мылся под душем, и краем глаза осматривал папину писку. Она была длинная и толстая, как большая «сарделька», открытая и видно было круглую головку с дырочкой в центре. Вокруг «сардельки» росли густые  чёрные дебри, а по бокам от неё болтались, именно болтались два огромных яичка, с редкими волосами похожими на пружинки. Женька осмотрел у себя писку, и подумал:

- Скорей бы она выросла у меня такой же большой, как у папы. Я бы тогда обязательно показал её маме и бабушке, она бы им точно понравилось.
- Э-хе-хе,- на выдохе произнёс Женька.
Придя, домой мама их встретила и, улыбаясь, спросила у Женьки:
- Намылись мои розовые поросятки?
- Да!- ответил Женька.
- Ну, тогда давайте пить чай с пряниками,- сказала она и пошла, ставить самовар на кухню. Женька побежал за ней и, опустив голову, тихо спросил:” Мам, а почему у тебя нет писки, как у нас с папой?”. Мама посмотрела на него, долго смеялась, а потом ответила:
- Давно, давно, когда я была маленькой девочкой, то у меня тоже была писка. Но однажды летом, было очень жарко, я не послушалась свою маму и не надела трусиков. Так вот, пробегавшая мимо большая собака, откусила мне писку!
- Правда?- удивлённо с испугом спросил Женька.
- И у бабушки тоже?
- И у бабушки,- смеясь, повторила мама.
- Мам, а  я  никогда не буду гулять без трусиков,- заверил Женька.
- Вот и хорошо,- сказала мама.
И они вчетвером пили горячий ароматный чай с пряниками, и Женька был очень счастлив, что у него есть такие хорошие: мама, папа и бабушка.

Здесь можно оставить свои комментарии.

понедельник, 22 октября 2012 г.

“По ту сторону трусиков” пример: 8 “Деревенская рапсодия”

***

Смычок с натянутой уздечкой старшего брата Степана игриво елозил по шёлковым косичкам фигуристой скрипки его жены Клавы. Тяжёлые, до тошноты прогорклые капли пота дирижёра, просачиваясь из открытых пор  волосатых подмышек, монотонно падали на загорелую спину любимой и на пожелтевшую простыню брачного ложа, как на зачитанную партитуру «Лебединого озера». Оркестровая яма проваленного полосатого матраса на весь деревенский дом благоухала не свежим бельём и ойкала фальшивыми нотами провисшей панцирной сетки полуторной кровати советской эпохи.

  – Я больше не могу на них смотреть.         

- У меня ноет внизу живота и мокро между ног,- взволнованно дыша, прошептала Аллочка сестре Зинке, которая, распустив целомудренные слюни осторожно себя щупала вспотевшими и трясущимися от украденного счастья руками. Они почти одновременно обморочно отшатнулись от проковырянных дырок в фанерной перегородке за печкой, и припали спинами к холодному трёхстворчатому гардеробу, а их сердца утробно цокали, щекотя подведённые желудки.

***

Наступила середина лета 2007-го года. Много мутной воды утекло с тех пор как «котяткино» место Аллочки вновь обрело канавовидный ландшафт тревожного и бурлящего брода. Рубцы на нём зажили, растительность опять вымахала и заматерела, сюда стала заглядывать на привал разная фауна. Но, как и прежде всё её семейство продолжало творить на радость соседям изуверские чудеса по отношению к близким родственникам, то есть друг к другу. Однако в третьей декаде июля военные действия как-то резко поутихли, потом и вовсе прекратились. Не сговариваясь, бойцы левого и правого фронтов разом подняли белые флаги и нецензурно засмеялись, сложив палки, ломы и вилки. Установилось загадочное, а точнее сказать крайне слащавое перемирие. Пользуясь, случаем Аллочка спешно выписалась из своей квартиры с Гарнизонного проезда. Потом поменяла её на большую с доплатой для своего единственного чада, израсходовав на эту сделку почти все «чернобыльские деньги» благоверного, пока тот мощно пил. Чадо скромно промолчало, и покинуло мать (на время), переселившись на другой конец города, а она, мать, осталась с конченым алкашом в его восемнадцати квадратных метрах на птичьих правах. Затем она встала на очередь в администрации района, как остро нуждающаяся в жилье и спустя некоторое время получила однокомнатную квартиру в областном городке Шатске! Не ахти какую, но квартиру, пусть и в старом доме! В сотый раз, разругавшись с родной сестрой мужа-пьяницы за родовое имение последнего и отвоевав-таки золотую развалюху, мадам въехала на проклятую золовкой территорию Новохудоносаром в юбке, таща за собой неразумного царя супруга, в смысле супруга без царя в голове. И вот…

Раннее летнее утро, деревня Алёшня (пригород Тулы). Наперебой друг друга заливисто надрываются петухи. Покосившиеся домишки горемык ещё спали, окружив корзубыми заборами свои огороды, словно дремлющая кошка своими когтистыми лапками клубок шерстяных ниток. От планового вчерашнего застолья в разделённых половинах дома чернобыльца свербело намытой посудой и стойким перегаром. Егорка с подругой и Аллочка с мужем дрыхли каждый на своей территории по обе стороны деревянной перегородки.

Сашка резко оборвал пересохший храп и, оторвав голову от подушки и открыв мыльные глаза, повёл взглядом поверх стола. Ему показалось, что початая бутыль с самогоном раскачивается, и вот-вот может завалиться набок розлив самое дорогое. Он тут же протянул руку и, ухватив бутыль за горлышко, судорожно плеснул лекарство в гранёный стакан. Полулёжа, выпив содержимое стакана одним глотком, расслабленно вытянулся на залоснённом диване. С глубокого похмелья его красный конь ржал под лоскутным одеялом и не давал ему покоя. Гривастую голову коня кто-то грыз, он жутко мечтал почесать её о войлочные бабуши почивавшей рядом, а затем встать на две ноги и помочиться в отхожее ведро в сенях, но на второе желание сил не было абсолютно. Просунув злого ящера в чулан спящего кролика Аллочки, Сашка дёрнулся больным ДЦП и пьяной вишней закипел в тропической лихорадке.

- Уйди б..дь!- проникновенно рявкнула Аллочка,- и мужественной рукой пограничника-красноармейца примяла одеяло между ней и диверсантом при этом лягнув его ногой. Поганое чувство обиды одолело Сашкой. Ухватив обидчицу за волосы двумя руками, он загнул ей шею на себя, вогнав свой осиновый кол мщения в закрома беспросветной тухлой лжи.

- Ай, ай!

- Уйди козёл!

- Уйди б..дь вонучая!- запричитала Аллочка.

Но Сашка продолжал изгонять горластого дьявола, вонзая свой осиновый кол во все места, где ему удавалось нащупать проход. Вопящая жена сменила вопль на плач, потом на сап, ну, а после на тихий стон с еле слышными словами изысканной матерщины. Прилипнув животом к резиновой спине Алки, Сашка кулебячил всклоченные шиньоны своей бабы, сверху донизу думая о соседке Нюрке. Образ её косолапых и мясистых сомкнутых ног ближе в заднице ещё сильнее возбуждал его борщовый мозг. Руки затряслись, спина приятно зачесалась, а по мошонке забегали рыжие муравьи. Схватив правой рукой Алку за два ложных ребра, да так, что ненавистная пассия взвыла раздавленной под грузовиком кошкой, хмельной битюг сладко обделался. Окропив стендовую мишень хромыми слизняками, Сашка поковылял в сени к помойному ведру и став на несколько десятков секунд часовым, слил вчерашнее похмелье вместе с рыжими муравьями. Выпитый накануне стакан самогона вывел из равновесия мужика, и он завалился картофельным мешком у ведра, опрокинул его, разлив содержимое по полу.

- Грозой тебя расшиби!

- Б..дь алкашная!

- Чтоб ты здох, мурло проклятое!- донеслось из глубины дома голосом Аллочки.

Но это насекомое уже ничего не слышало, оно храпело.

***

Полдень того же дня. Аллочка перебирала набранные утром грибы. Из сеней в дом ввалился Сашка.

- Алка, выпить нечего!?

- Только моча!- ответила она, не смотря на него.

- А где самогонка монстра!?

- Чтоб ты захлебнулся!- заорала Аллочка, выставляя на стол четверть.

- А закусить?

- Иди на х..!- крикнула Алка.

Повеселев от увиденной четверти, Сашка пошёл в огород. Надёргав с грядки зелёного лука, вернулся в дом. Следом за хозяином дома влетел Егорка.

- Ты б..дь почему воруешь лук с моей грядки!?

- Убью гондольер!

- Я только закусить,- оправдался Сашка.

- Угондоню!

- Завалю педераст!- завопил Егор.

Он схватил Сашку за горло и начал душить. Сашка вывернулся и пытался убежать из дома, но Егор сбил его с ног ударом кулака в висок и сев на него сверху положил железные пальцы худых рук на горло отчима.

- Милиция!

- Помогите кто-нибудь!

- Отпусти его!- орала Аллочка.

- А падла и ты за него!- прошипел Егор, устремив колючий взгляд на мать.

Он бросил душить Сашку и быстро подошёл к матери. Егор схватил её за грудки.

- Ты сука от кого забор вокруг огорода поставила из оцинковки, а!?

- Ты шалава от трудового народа закрылась!?

- Убью старая п..да!

- Мне терять нечего!

- Я Ильин, падла страшномордая!

Взбесившейся сын схватил мать за волосы и наотмашь ударил по нескладному лицу несколько раз. Аллочка, корчась от боли, рухнула на пол и завыла, катаясь в рассыпанных грибах. Пнув ногами мать и Сашку, Егор выбежал во двор, взял гвоздодёр и принялся срывать металлические листы со столбов забора. Через полчаса разломав весь забор, Егор вместе с подругой Алёной покинул загородный дом отчима.

А в Алёшне покосившиеся домишки горемык продолжали спать, окружив корзубыми заборами свои огороды, словно дремлющая кошка своими когтистыми лапками клубок шерстяных ниток. От планового вчерашнего застолья в разделённых половинах дома чернобыльца свербело намытой посудой, стойким перегаром, протухшей мочой, луком и свежими грибами. Спустя двадцать минут к дому подъехала карета «Скорой помощи» и Аллочку с Сашкой доставила в городскую больницу №1/1 бис, что имени «Тринадцатого закрытого партийного съезда работниц секретной бухгалтерии подотдела актуарных расчётов страховой группы котельновентиляторного завода побратимого Сопляковского района Тулазахудалоямску», сокращённо «ТЗПСРСБПАРСГКЗПСРТ».

Здесь можно оставить свои комментарии.